Мне не знаком этот процесс, когда сидит человек перед экраном, гипнотизирует курсор и в его голове одна за другой рождаются идеи. Я вообще не сажусь за компьютер, пока у меня нет четкого представления, с какого места начать. Но до этого я вынашиваю сюжет месяцами, годами, делаю пометки в блокноте, общаюсь с людьми.

Кому-то толчком к творчеству служит разбитое сердце — это редкие романтики. Кем-то движет супер-эго, постоянно требующее внимания. Кто-то стремится каждому доказать что-то о себе. А некоторые и вовсе ощущают особое призвание сказать что-то важное, донести это до людей. А кому-то просто нравится писать. У меня так и вовсе писать уже превратилось в привычку.

Роскошь — это то, без чего можно прожить, но от чего невозможно отказаться. Для меня это семья и моя работа. У меня же очень привилегированное рабочее положение: мне не нужно ни о чем заботиться и можно писать в том темпе, который мне приятен и органичен.

К критике я отношусь очень по-детски: напишут хорошо — радуюсь, напишут плохо — сержусь. Но тут надо понимать, что критик использует свои рецензии для того, чтобы заявить о себе. И в этом он ничем не отличается от писателя. Из-за этого большинство рецензий — это не рассказ о произведении, а переплетение скрытых личных мотивов. Лучше всего критика изобразили в мультфильме «Рататуй». Он вечно всем недоволен, мертвенно-бледен и неконтролируем, и вдруг он чует запах рататуя и переносится в детство, и мы видим, что этот монстр всего лишь трогательное, одинокое, несчастное существо. Поэтому к критикам я отношусь с лаской, как ко всяким бедным людям.

Я постоянно говорю себе: «Тебе пора повзрослеть!» Особенно после посещения родительского собрания в школе. Всякий раз я вижу там взрослых людей, каждый из которых занят какими-то важными и серьезными вещами. А я что? Сижу в своем кабинете и делаю непонятно что, выдумываю что-то — это же ненормально, так же не может длиться вечно, пора взрослеть.

Между детскими и взрослыми книгами практически нет никакой разницы. Детские пишутся быстрее, и с самого начала известно, как будет развиваться сюжет. Взрослые требуют больше времени, и сюжет в них страшно непредсказуем. Там такой простор для импровизации... Все как в жизни.

Недавно я обнаружил, что две недели подряд слушал Кейт Буш и даже не отдавал себе в этом отчета, просто жал на Repeat. Так современные проигрыватели изменили саму систему прослушивания музыки — люди иначе стали с ней обращаться. Это глубокая тема для дальнейших изысканий.

Главное в слове — это звук, его ритм, созвучие. Главное отличие между плохой и хорошей литературой в том, что плохая фокусируется на истории, не обращая внимания на то, из каких слов она составлена, а в хорошей книге большая роль отведена именно звучанию слов. Иногда они звучат так пронзительно, что история становится не важна. Когда я пишу, то всегда проговариваю вслух, что там написал.

Во время работы я стараюсь слушать классическую музыку, причем специального типа. Такую математически выверенную, простую, как произведения для кларнета Моцарта, Баха. Они не требуют специального вживания, как например, Рахманинов.

На все просьбы экранизировать мои вещи я отвечаю отказом. Просто понимаю, что плохой фильм навсегда останется плохим фильмом и никуда не денется, ужасно! Театр таит куда меньше опасности, в конце концов, неудачную постановку быстро уберут из репертуара, и никто о ней не вспомнит. «Во власти женщины» превратился в фильм только потому, что я видел, как режиссер поставил этот роман на сцене. Получилось хорошо, и я не стал возражать, когда он же решил перенести «Во власти женщины» на пленку.

Мне чужд миф о творце слова — этаком небожителе, который откуда-то с высоты Эйфелевой башни, выполненной из черного дерева, шлет свои послания вниз людям, которые, в свою очередь, к каждому слову относятся как к истине в последней инстанции или руководству к действию. Есть что-то нездоровое в стремлении раздуть фигуру писателя или поэта до статуса духовного лидера. Особенно это развито в России. Возможно, это связано с тем, что у вас были Толстой, Достоевский и Чехов — писатели поистине планетарного масштаба, редкая страна может похвастаться таким наследием. Но, к счастью, идея мессии от слова нереализуема.